Назад от физики к натурфилософии, от науки к жизни

(Эссе о Илье Пригожине)

Илья Романович Пригожин родился 25 января 1917г. в Москве. В 1921г. семья Пригожиных эмигрировала из России. Сейчас Илья Пригожин (Ilya Prigogine) гражданин Бельгии, лауреат Нобелевской премии по химии 1977г. за работы по термодинамике необратимых процессов и химических колебательных систем, введение таких понятий, как самоорганизация и диссипативные структуры, директор Международного института физики и химии Свободного университета в Брюсселе, директор Центра обучения статистической механики и комплексных систем Техасского университета, США. Илья Пригожин состоит членом 70 академий (в том числе РАН) и ученых обществ в 21 стране и в нескольких международных организациях, почетным доктором 38 университетов и институтов в 19 странах, удостоен 22 ученых премий и стольких же научных медалей.

Илья Пригожин еще в начале своей научной деятельности сделал исторический анализ развития науки и вскрыл ряд противоречий:

Я пришел к убеждению, что если наука изучает только обратимые явления, то причину следует искать только в том, что она исследует сверхупрощенные явления, в которых необратимость не играет сколько-нибудь значительной роли¹… Можно сказать, что понятие нестабильности было в некотором смысле идеологически запрещено. А дело заключается в том, что феномен нестабильности естественным образом приводит к весьма нетривиальным, серьезным проблемам, первая из которых – проблема предсказания².

В то время когда все пасуют перед проблемой предсказания и неопределенностью, Пригожин смело и последовательно борется с этим “детерминистским хаосом”, обратимостью времени, развивая философию нестабильности, привнося “эмоциональный элемент” - человеческий, природный фактор в науку:

…из ньютоновской механики, теории, которую отождествляли с триумфом науки, с самого начала следовало радикальное отрицание времени… фундаментальные законы природы игнорируют стрелу времени. Феноменология также отвергает стрелу времени. Но что это за наука, которая отбрасывает жизнь, и чего стоим мы, превратившие эту науку в феноменологию? … Перед нами встает необходимость пересмотра самого понятия закона природы. Мы не можем более соглашаться с законами, утверждающими эквивалентность между прошлым и будущим, не замечая идеологического конфликта между обратимым временем (как это обстоит, например, в ньютоновской физике) и необратимым становлением нового (как это обстоит в термодинамике).

Вернемся в XIX век, к тем годам, когда Дарвин выпустил в свет "Происхождение видов" (1859). Труд Дарвина ввел в естественные науки новую парадигму, основанную на идее эволюции. Дарвин не только попытался убедительно доказать самый факт эволюции, но и высказал гипотезу относительно того, что в основе механизма, который обусловливает эволюцию, лежат флуктуации и усиление. Через шесть лет Клаузиус сформулировал второе начало термодинамики. Это событие стало как бы ответом физики на вопрос, заданный биологией. Второе начало подразделяет физическое явление на обратимые и необратимые во времени; последние производят энтропию. Отсюда следует знаменитый принцип Клаузиуса: энтропия во Вселенной возрастает. (Во времена Клаузиуса полагали, что Вселенная ведет себя как замкнутая система.) Немногие физики и математики серьезно восприняли взгляды Клаузиуса. Исключением был Больцман. Для него XIX век был веком Дарвина, а понятие эволюции было существенным элементом в описании природы. Больцман попытался пойти дальше и предложил динамическую интерпретацию возрастания энтропии.

Подобно Дарвину, Больцман считал, что необратимость возникает на уровне популяций. Столкновения между молекулами приводят большую систему, например, газ, в состояние равновесия. Но публикация работы Больцмана послужила толчком к кризису. Разве не противоречила логике попытка вывести необратимость из законов динамики, которые, как показал Ньютон, обратимы во времени? Великий математик Анри Пуанкаре выразился по этому поводу весьма резко: попытка Больцмана внутренне противоречива с самого начала. Отрицательное суждение столь крупного ученого должно было бы вызвать в физике настоящий кризис, поскольку под сомнение были поставлены основы нашего мышления. Что означает "мыслить", если время не течет? И разве мы не знаем сегодня, что головной мозг в действительности представляет собой орган, ориентированный во времени? Будущее, наши планы на завтра, обрабатывается другими частями мозга, чем те, в которых хранится наша память. Как ни странно, поражение Больцмана рассматривалось как триумф. Триумф вневременного видения. Разве не вопрошал Эйнштейн неоднократно: "Время (рассматриваемое как необратимость) - это иллюзия?" ¹ … Идея детерминистических фундаментальных законов все больше и больше изолирует физику. Поэтому нашу деятельность мы вправе рассматривать как еще один шаг в направлении эрозии детерминизма³.

Но, на мой взгляд, не правильно слишком прямолинейно понимать, что Пригожин отошел от детерминизма в науке, направляя всю свою деятельность на “эрозию детерминизма”. Наоборот, Илья Пригожин раздвинул границы детерминизма – от детерминизма определенности следствий до понимания природы и роли причин – “эмоционального элемента” в философии нестабильности:

Наука, которая, как мы видели, начиналась под знаком прометеевского утверждения силы разума, завершилась отчуждением. Что может сделать человек в детерминистической Вселенной, в которой он чувствует себя чужаком? Беспокойство по этому поводу выражено во многих работах, например, у Жака Моно, который говорит о человеке как о бездомном цыгане, бродящем на окраине Вселенной, или у Ричарда Тарнаса, который пишет: "Самым страстным желанием западного разума было воссоединиться с основами бытия". Я считаю, что эта мысль верна и что мы действительно живем в период воссоединения, поиска единства, свидетельством чему тот глубокий интерес к природе, который проявляют в наши дни многие молодые люди, и растущая солидарность человека со всеми живыми существами.

Наука - выражение культуры. Ее границы трудноопределимы. В XIX веке Фарадей предпочитал, чтобы его называли натурфилософом, а не ученым. Термин "наука" в его современном значении не использовался до XVII века. Но как бы его ни понимали, он в любом случае означал диалог человека с природой. Но природа не есть нечто данное: она подразумевает какую-то конструкцию, в которую включены и мы.

Эмоциональный элемент был вполне очевиден в период формирования западной науки, но с конца XVIII века основной акцент делался на разуме, на логической необходимости. Кант высказал сомнение в том, что такая вещь, как научное творчество, вообще существует. Законы природы были открыты раз и навсегда Ньютоном; осталось лишь применять их к более широкому кругу явлений.

Наука - это диалог между человеком и природой, - диалог, а не монолог, как показали концептуальные трансформации, происшедшие за несколько последних десятилетий. Наука стала частью поисков трансцендентального, общих многим видам культурной деятельности: искусству, музыке, литературе¹.

В заключение можно сказать, что Илья Пригожин стал своеобразным “еретиком” в материализме изменив его главную парадигму: не бытие определяет сознание, а сознание определяет бытие, призывая задуматься и вернуться к пониманию роли воли духа человека и Природы на процессы и явления окружающего мира, выступая за науку которая, сохраняя аналитическую точность, будет носить целостный взгляд на мир, объединяющий детерминистический внешний мир следствий и индетерминистический внутренний мир причин, символом которых и является стрела времени. Если в этой цепочке рассуждений сделать еще один шаг: понять, что причина является, в свою очередь, следствием для более ранней причины, то все явления всегда детерминистические со стороны причин и непредсказуемы со стороны следствий, а при их цельном рассмотрении картина опять становится детерминистической, просто нужно преодолеть психологический барьер - что мы не всегда являемся причиной – “Царем Природы”, но всегда одновременно являемся частичкой в Едином Мире Природы.

Владимир Бердинских

1. И.Р. Пригожин, "Наука, разум и страсть" , “Знание – Сила”, N9, 1997

2. И.Р. Пригожин, "Философия нестабильности" , “Вопросы философии”, N6, стр.45-57 (1991)

3.И.Р. Пригожин, "Постижение реальности" , “Природа”, N6, 1998